Визит на север затянулся. Возможно, мало кто говорил об этом прямо, но кто из брейвайнского двора сейчас не поглядывал с тоской на юг, снова и снова спрашивая себя, зачем оставаться в краю вечной зимы еще хоть на день? Впрочем, до вчерашнего вечера многие все еще искали себе развлечения: кто в замке, кто в городе, кто в лесу, населенном тварями, которых боялись даже местные. До вчерашнего вечера, когда полный комплект приключений нашел архиепископ. Сегодня, пожалуй, никто из соотечественников ее покинул замок. Большинство с самого утра собрались в малом зале западного крыла, и переступить сегодня его порог значило одним шагом преодолеть сотни миль. Кто бы ни стоял за организацией всего этого, у него получилось перенести в Эгдорас небольшой клочок самого настоящего Брейвайна. Брейвайнские менестрели играли брейвайнскую музыку, придворные танцевали брейвайнские танцы и поглощали брейвайнские вина, закусывая брейвайнскими сырами. И даже в разговорах на брейвайнском поднимались исключительно брейвайнские темы. А тяжелые гардины плотно закрывали окна. К чему Брейвайну унылые солинские пейзажи? Пожалуй, здесь было чуть больше западного королевства, чем нужно, чтобы картина казалась правдоподобной, и Филипп, заглянув в этот вертеп не более, чем на час, покинул его с чувством глубокого облегчения. К его удивлению, он не обнаружил в малом зале главного любителя такого рода показательных мистерий, и к лучшему: тому, что он собирался обсудить с Арно Фортеньяком, ни к чему были лишние слушатели.
В то, что южный герцог уйдет гулять по городу, он не верил. И дело было даже не в чудовищной смерти епископа - Арно, конечно, был трусом, но нельзя не отметить, что лишь тогда, когда это было ему выгодно - а просто потому что все свои дела здесь тот решил в первые же дни, после чего его жалобы на то, что он ни за что и шагу не ступит из своих покоев в этой дикой стране с ее ненормальными ледяными туманами, сошли на нет.
Маршал оказался прав: герцог Арманьяк оказался именно там, где он ждал его увидеть. И занимался именно тем, за чем маршал рассчитывал его застать. То есть пьянствовал, одновременно собирая в последний незапертый еще сундук вме то, что отчего-то не доверил собрать слугам.
- Предаешься унынию в своей комнате вместо того  чтобы предаваться в чужих грехам поинтереснее?
Заглянув в сундук из чистого любопытства, Филипп заметил там небольшую вазу тонкого фарфора, которую - он был совершенно уверен - видел в городском особняке в Эсгароте. Похоже, посудина преодолела долгую дорогу только для того, чтобы ее владелец понял бесперспективность попыток обнаружить в Солине цветы в начале декабря.

Сквозь тоску по дому и другие приличествующим случаю чувствам, слишком уж явственно проглядывала откровенная злость. Которую еще можно было бы объяснить, участвуй Фортеньяк в турнире и упусти он, по вине маршала, свои медные трубы. Однако весь двор прекрасно знал - ничто не в состоянии заставить его выйти на ристалище и совершенно неэлегантно махать мечом или, что намного хуже, получать мечом от противника. Так что не стоило теперь считать чужие победы, да еще и с таким выражением лица, как будто главный приз был оплачен прямиком из его собственного кармана.
- Кто бы их считал? - Филипп отмахнулся от гипотетической очереди из желающих принести самые искренние поздравления дам. - И когда я говорил о других грехах, я не подразумевал зависть. Что, неудачно сделал ставку?
Хотя, по правде говоря, такая версия казалась уж совсем неправдоподобной. Фортеньяки были не иначе как заговорены на деньги, и если Арно проигрывал, то, как однажды верно заметила его сестра, делал это в первую очередь ради собственного удовольствия, так что едва ли в этом могла крыться причина дурного его настроения.
- Там, - он неопределенно махнул головой, давая понять, что меч, подаренный в честь турнирного триумфа, остался в его покоях, но попал в одну из предложенных бутылок. Арно истолковал жест вполне предсказуемо, и Филипп решил, что у него нет плводов спорить. - Это же священная реликвия. Когда отцы церкви признают меня достойным и благословят владеть ею, я с ней не расстанусь. Или хотя бы когда сам смогу считать это победой.
Вино, прекрасное брейвайнское вино, радовало так, как не могло радовать нигде, южнее Лагуз. Даже если пить приходилось по такому неаппетитному поводу. Епископа, конечно, мало кто любил - по делу или просто за сволочной характер - но даже он не заслуживал такого. То есть, Единому, конечно, виднее, каким образом призывать к себе слуг своих, и все же это это куда больше походило на кару небесную, чем мученическое подвижничество. Впрочем, церковь разберется, и Филипп не исключал, что, быть может, то, что они собрали вчера в лесу, раздадут каким-нибудь монастырям для того, чтобы толпы паломников приходили приложиться к мощам святого Жоржа. Правда, воображения герцога едва ли хватало на то, чтобы вообразить, как Артуа смиренно вымаливает у Единого прощение для неразумных детей его.
- Удачно. Но что толку? Думаешь, Луи не найдет себе очередного доброго друга, думающего "исключительно о его благе"? - Филипп хмыкнул и пожал плечами. - Предложил бы тебе попробоваться на эту роль, но после Фесвейла это будет непросто. Какого черта там произошло?
В общих чертах он, разумеется, знал. Адмирал все еще не считал нужным слать рапорты первому маршалу, в чем формально - но лишь формально - был прав, однако шила в мешке не утаишь: о том, что Фортеньяк бежал с поля боя, или как это называется у них во флоте, оставив Легаре одного разбираться с пиратским кодлом. А тот, назло герцогу Арманьяку вернулся живым и относительно здоровым, потеряв, правда, по дороге несколько кораблей, которые, как догадывался Филипп, сейчас бороздили прибрежные воды под черными флагами  В общем, история складывалась отнюдь не в пользу Арно, Луи, понятное дело, был зол, но не стал утруждать себя разбирательствами накануне офирского вояжа. Собственно, это был едва ли не единственный шанс для вице-адмирала изложить свое видение произошедшего и хоть как-то реабилитироааться, однако, насколько маршал знал, тот им все еще не воспользовался.
- Ты, может, знаешь, что недавно Его Величеству пришла в голову блестящая идея лишать титулов за военные неудачи? Легар, уверен, уже поглядывает на Арманьяк

За меч почему-то стало обидно. Да будь он сбалансирван, как кочерга, и ржав к тому же, все равно оставался бы бесценной реликвией, о которой стоило бы говорить с уважением, но он был хорош, нет, не просто хорош, он был, пожалуй, лучшим оружием, которое Филиппу приходилось держать в руках, лучше черной блодугской стали, которая ценилась даже за рубежными горами. Он покачал головой, и невольно сжал ладонь, как будто мог ощутить в ней тяжесть рукояти.
- Только не этот. Лежит в руке, как родной, и как будто сам ее ведет. Я видел немало клинков, но такого - никогда.
Герцог сделал глоток, и южное вино как будто разлило по венам солнечный свет, о котором северяне до весны будут разве что вспоминать. Что удивительного, что здесь каждый второй был воином - если бы Филиппу пришлось жить под этим мрачным небом, он бы, наверно, и сам рвался в каждый бой, который давал шанс поскорее покинуть этот безнадежный мир.
- Он был пьян, Арно, - маршал прошелся по комнате, сел в кресло у камина и вытянул ноги к огню. - Мертвецки пьян, а кое-кто поговаривает, что еще и ранен вдобавок. Пожалуй, стоило бы вообще отказаться от боя.
Может быть, желание покрасоваться и можно было считать идиотским, только едва ли герцогу Арманьяку было упоминать об этом. Некоторые приграничные графства не тратили столько на оборону, сколько Арно спускал на туалеты, и это не считая обуви. Впрочем, Единый завещал не судить, так что маршал промолчал, лишь очень выразительно приподняв бровь. В том, что говорил Фортеньяк, была своя доля правды, но ее несколько портил один очень уж бросающийся в глаза логический изъян.
- Но ведь он не потерял бы эти корабли, если бы паруса самого быстроходного так быстроходно не скрылись бы за горизонтом вместе с половиной флота. У тебя ведь есть более весомые аргументы для защиты, правда?
Потому что вряд ли брат готов был считать большой удачей то, что не все его корабли теперь ходили под черными флагами. И это был один из редких случаев, когда Филипп соглашался с ним. Пиратство в северных водах становилось настоящей проблемой, но пираты, способные разбить королевский флот - это уже перебор. Он плохо разбирался в тактиках морского боя, но подозревал, что Легар вполне отдавал себе отчет в том, что делает, и какие приказы отдает, и способен был победить у Фесвейла. Если бы не предательство. Двусмысленного отношения к дезиртирам быть не может, и все же маршал не желал Арно ощутить на себе всю тяжесть королевского трибунала. В конце концов, он считал герцога своим другом, и все еще был уверен, что происшествие - не совсем то, чем оно кажется со стороны. Догадку подтверждали и выпады Фортеньяка в сторону Легаре. Пока что, увы, совершенно не обоснованные.
- Что если твою голову? Тогда он не так уж и далек от того, чтобы выполнить обещание. Флот едва ли будет участвовать в весенней кампании, но раскол в нем не нужен никому. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, чтобы успокоить Луи, но ты его знаешь: если Легаре сможет убедить его, что ты готовишь заговор...
Фразу маршал заканчтвать не стал, лишь руками развел. Ситуация складывалась отнюдь не в пользу Арно. Король устал, простужен, донельзя раздражен поездкой и потерял первого министра. Едва ли это все могло вдохновить его на проявление особого милосердия, да и просто благоразумия.
- А убедить его, как ты сам понимаешь, легче легкого. Он, в конце концов, не идиот, и прекрасно видит, что страна недовольна слабым королем.

Фортеньяк так ловко перекладывал проблему на чужие плечи, виртуозно обходя саму ее неприятную суть, что сложно было не усмехнуться, признавая, что он, несомненно, прав - если не в том, что победа заслужена, то хотя бы в том, что теперь это совершенно не стоит беспокойства. Отсалютовав кубком герцогу, Филипп сделал еще один глоток, и чуть было не поперхнулся им, безошибочно выхватив из всех слов Арно те, что меньше всего хотел бы услышать, хотя и не сказать, что не был к ним готов с тех самых пор, как увидел на плече ярла злополучную ленту.
- Какие объятия? - заставив себя проглотить вино и кашлянув пару раз, чтобы вернуть голосу уверенность, поинтересовался он. - О принцессе ходят какие-то слухи? Арно... Это ведь не один из тех, что ты ради веселья сам же и распространяешь?
Таким образом, наверно, развлекались в той или иной мере все придворные, но у Фортеньяка получалось бить в цель безошибочно. Его выдумки, какими бы нелепыми ни казались еа первый взгляд, подхватывали и распространяли дальше с особым рвением. И в них не без удовольствия верили, так что если герцог Арманьяк избрал целью офирскую принцессу, это следовало бы пресечь. Но у медали была и обратная сторона: создавая идеальную ложь, Арно так же умело отделял зерна от плевел, и нередко оказывался осведомлен о том, что есть правда, а что - просто сплетни, лучше, чем тайные королевские советники. И, вполне возможно, сейчас пытался не развлечься за чужой счет, а предупредить.
Филипп рывком поднялся из кресла и прошелся по комнате. Новости были очень плохие. И дело было не в любви или какой-то ревности, все было куда серьезнее.
- Мы даже не знакомы. А в дивной красоты портрет я был влюблен последний раз, кажется, в девятнадцать.
Чувство то было весьма кратким и окончилось, когда принц увидел объект вживую. Оказалось, что портрет написан был лет за пятнадцать до событий, за которые прекрасная фея успела обзавестись седыми волосами и двумя дополнительными подбородками. Что, конечно, никак не затронуло ее, вероятно, прекрасную душу, но романтический настрой подрубило, как серпом. С принцессой Леонеттой дело, конечно, обстояло куда радужнее, но говорить о любви было бы преждевременно.
-Не буду объяснять тебе, что значит этот союз с Офиром. Ты наверняка понимаешь лучше... лучше, чем Луи, во всяком случае. Но я не могу рисковать. Если принцесса не умеет сдерживать свои желания даже ради того, чтобы сохранить репутацию, - он остановился, потер висок и медленно выдохнул: меньше всего хотелось бы повторить историю семейной жизни брата и опасаться оставить трон чужому сыну. - В верности моей жены не должно быть ни малейшего сомнения.
Фортеньяка, правда, куда больше, чем матримониальные разочарования Филиппа, занимала его собственная судьба. И это было совершенно не удивительно, никто не ждал от герцога бездумного альтруизма и самопожертвования, но едва ли ждали и такого.
- Обвинить Легаре в заговоре против короны?
Недоверие, удивление, растерянность, - все это в равной мере смешалось в вопросе. Оказывается, Арно не был чужд идее, что нападение - лучшая защита. И - это казалось невероятным, но подумав всего несколько секунд маршал понял, что он прав - Луи и в самом деле мог бы поверить. Чего это стоило бы сестре, тоже несложно было предположить. Но не посещали л  ее и в самом деле такие мысли? Если да, расплата была бы заслуженной. Филипп уставился на горевший в камине огонь, пытаясь собраться с мыслями.
- Ты прав. Возможно. Но разве это не бессмысленно? Шарлотта наследует Каролине, и если Марго родит сына, то не может же она всерьез рассчитывать, что до нее дойдет очередь? К тому же, у Легара нет мечей, на которые он мог бы опереться. Кто его поддержит? Разве что пара мелких западных герцогств? Авалон?
Запад был силен флотом, а флот едва ли был полезен для штурма столицы. И все же, если запад выйдет из повиновения, это создаст немалые проблемы. Земли, конечно, можно удержать, но для этого надо быть уверенным хоть в ком-то. Филипп развернулся к огню спиной, залпом допил оставшееся в кубке вино и в упор посмотрел на Арно.
- Что насчет тебя? С кем будет Арманьяк, если трон под Луи пошатнется?